В университете Восточной Финляндии вышла диссертация об отношении финской молодежи к потере Выборга. Его автор, британка Хлоя Уэллс, выяснила, что молодые люди воспроизводят представления своих родителей и средств массовой информации о финском Выборе как об «идеальном месте», но в то же время без эмоций относятся к утрате города.

В 2010 году уроженка английского города Солсбери Хлоя Уэллс приехала в Финляндию по программе au-pair. Ей настолько понравилась страна, что она решила переехать сюда учиться в магистратуре. Тему ей подсказали финские друзья, рассказавшие про Зимнюю войну и передачу восточных территорий Советскому союзу.

– Мое первое исследование, магистерская диссертация, была посвящена Выборгу. Меня крайне заинтересовал этот город, а в 2011 году я прочитала статью в финской газете под заголовком «Выборг наш!», которая была посвящена военному времени в городе. Тогда я задумалась всерьез над вопросом, «чей» же Выборг на самом деле в сознании людей, – рассказывает Хлоя.

Задумалась – и решила посвятить этому свою диссертацию в аспирантуре. И даже нашла подтверждение тому, что идея тоски по утраченному универсальна.

«Идеальное место»

Свое исследование, названное «Выборг ваш/наш: значение и воспоминания о пограничном городе среди молодежи Финляндии» (Vyborg is Y/ours: Meanings and memories of a borderland city amongst young people in Finland), Хлоя разделила на две части. В рамках первого она проводила опрос 38 целевых групп учащихся гимназий в возрасте от 16 до 19 лет. Все юные респонденты происходят из семей, связанных с Выборгом, но посетили город лично лишь немногие.

– Лишь 22 из 325 опрошенных – а это всего около 7 процентов – сказали, что они бывали в Выборге. Семеро из этих 22 живут недалеко от восточной границы (Йоэнсуу, Иматра, Лаппеенранта). Некоторые слышали о Выборге в его нынешнем состоянии от родственников. Это означает, что большинство респондентов сформировали представление о Выборге на основе чужих рассказов, а не личных впечатлений, – рассказывает Хлоя.

В фокус-группах исследовательница показывала фотографии Выборга довоенного и военного периода и обсуждала с подростками, что они знают о городе, каким был Выборг финского периода и должен ли город быть частью Финляндии. Затем, во второй части она анализировала статьи в финской прессе о Выборге и сравнивала их с тем, что говорили подростки. Оказалось, что молодые люди, практически не подвергая сомнению, ретранслируют представление своих родителей и масс-медиа о финском Выборге как о некоем рае на земле и одновременно о российском Выборге как об уничтоженном городе.

Исследовательница приходит к выводу, что отношение молодежи к исторической памяти является «сложным и опосредованным, а также включает в себя элемент фантазии и надежды».

– Картинка, которую таблоиды в Финляндии рисуют о Выборге финской эпохи, представление о городе в 1930-х как об «идеальном месте» – это очевидно фантазия. И эту идею повторяют молодые люди, которые приняли участие в моем исследовании. Их представление о финском Выборге было крайне положительным, хотя они никогда не жили в этом городе. С еще одним примером фантазий и желаний я столкнулась, когда респонденты говорили том, что Выборг «должен быть» частью Финляндии. При этом они осознавали, что это лишь фантазия, а не реалистичный проект будущего, – объясняет Хлоя.

Исследовательница предполагала, что отношение к потере Выборга у живущих в разных частях Финляндии будет неоднозначным и нашла подтверждение своему тезису в ходе разговоров в фокус-группах. Беседовала с молодыми людьми она в 11 городах: Хельсинки, Вантаа, Турку, Лахти, Иматра, Лаппеенранта, Ювяскюля, Йоэнсуу, Вааса, Оулу и Рованиеми.

– Исследуемые из Лаппеенранты называли Выборг «соседним городом», а молодежь из Лахти рассказывала про то, что их город был построен бывшими выборжцами, переселенными после Второй мировой войны. В Рованиеми участники фокус-группы говорили о потерянном Печенгском районе (Петсамо) и сравнивали это с потерей Выборга.

Но, пожалуй, самый важный вывод, который Хлоя извлекла из общения с молодежью, заключается в том, что они в целом относятся к потере Выборга без эмоций. То есть молодые люди осознавали болезненность и чувствительность потери для старшего поколения, но сами уже не были подвержены этим чувствам.

– Я объясняю это двумя причинами. Во-первых, сменой поколений. Я опрашивала молодых людей, родившихся между 1998 и 2001 годами, и они слышали о Выборге преимущественно от тех, кто прошел Вторую мировую, либо от следующего поколения, которое жило в эпоху существования СССР. Во-вторых, молодым людям в целом менее присуща ностальгия по прошлому и каким-то местам — или по крайней мере в гораздо меньшей степени, чем старшему поколению.

Во время подготовки диссертации Хлоя также убедилась, насколько универсальной является горесть по утраченному. Она написала совместную статью с коллегой из Польши, которая исследовала «воспоминания» третьего послевоенного поколения о Восточных кресах – бывших польских территориях, сейчас являющихся частями Украины, Белоруссии и Литвы.

– Мы нашли много похожего в наших изысканиях. Думаю, сходство можно найти и с Калининградом, и со случаем украинских городов Львов и Черновцы. Я не проверяла схожесть с ситуацией Крыма или Карабаха, но я уверена, что общие признаки есть, потому что идея тоски по потерянным местам и привязанности к ним универсальна.

Возвращавшиеся

Отношение финнов к потере Выборга исследовалось и раньше. В университете Хельсинки, например, этой темой занимается исследовательница кафедры фольклористики Улла Саволайнен. Она изучает, каковы воспоминания об утраченных карельских землях у тех, кто имеет личные и семейные связи с этими территориями.

– В воспоминаниях тех, кто раньше жил в Выборге и в других районах утраченной Карелии, эти места окрашены разными оттенками. Это и ностальгия по райской жизни в прошлом, и представление о нынешней «разрухе», но на самом деле оттенков гораздо больше. Те, кто посещали свои бывшие места жительства, успели построить отношения с нынешними обитателями, и их связь с этой землей стала более многогранной. Они нередко сравнивают Карелию прошлого с Карелией настоящего, и не всегда это сравнение однозначно в пользу финского периода, – рассказала Новостям Yle Саволайнен.

Сейчас исследовательница возглавляет группу ученых, которая занимается изучением межнациональной культурной памяти ингерманландских финнов. Саволайнен утверждает, что то, как и в каких красках люди вспоминают о Выборге и об утраченных территориях, отличается в зависимости от степени личной привязанности и знакомства с бывшим местом жительства своей семьи.

Передать потомкам

Многогранность отношения финнов к утраченным территориям подтверждают и в «Карельском союзе» (Karjalan Liitto). Там отмечают, что наиболее сильные чувства к утраченным землям испытывают те, кому в свое время пришлось их покинуть. Эти чувства долгие годы подогревала невозможность даже посетить свою бывшую землю в советский период.

– Но среди членов нашего союза, – говорит председатель Союза Оути Ёрн, – есть и люди помоложе, которые не покидали родные карельские края, но все равно с любовью относятся к ним. Я и сама пример такого человека, у меня дедушка был среди эвакуированных.

Эта любовь к родному краю передается от эвакуированных из Карелии их детям и внукам. К такому выводу приходит Хелля Неувонен-Сеппянен – автор еще одной диссертации, защищенной в этом году в университете Восточной Финляндии. Она изучила то, как жизненный опыт эвакуированных переходит из поколения в поколение, и обнаружила, что потомкам достаются не только рассказы о тяжелых временах и тоска по былому. Эвакуированные передают своим детям и внукам карельский характер, который включает в себя позитивное отношение к жизни и необходимость социализации, передают чувство потери корней и даже религиозные предпочтения. Нередко непростая история семьи влияла на выбор профессии у детей: так, например, один из опрошенных в ходе исследования поведал, что рассказы отца заставили начать работать в общественной организации, которая занимается восстановлением бывших финских территорий.

Материал взят с сайта Yle.fi

Поделиться ссылкой: